Форум: МЕМОРИАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ-КВАРТИРА А.С.ПУШКИНА. МОЙКА, 12

На сайте радио "Говорит Москва 92,0 FM" (http://www.govoritmoskva.ru/cultura/080219211000.html) имеется следующая информация об этой книге:
Скрытый текст

Пушкин без глянца
В гостях Ирины Кленской заместитель директора музея, историк, автор проекта "Без глянца" Павел Фокин
И.К. – Александр Сергеевич Пушкин – герой сегодняшней нашей программы. Не без трепета подходим мы к этой теме, но решили рискнуть.

П.Ф. – Говорить о Пушкине в наше время – это надо иметь большую смелость. Но не будем ограничивать себя в смелости. "Пушкин без глянца" - так называется книга, вышедшая в издательстве "Амфора", которую мы сегодня будем разыгрывать и которая послужила поводом для встречи. Павел Фокин – автор удивительного проекта, который так т называется – "Без глянца". "Ахматова без глянца", Пушкин, Достоевский, сейчас будет Лермонтов – это попытки посмотреть на судьбу людей, которыми мы восхищаемся и которые нам интересны, глазами их друзей, близких, родных, знакомых. Здесь нет ни одного слова лжи. А, может быть, и есть немного.

П.Ф. – Ложь, может быть, и есть. Ведь мемуары – это дело такое, когда неизбежно возникают сомнения, какие–то неточности, оговорки. Может быть, по забывчивости, может быть, сами мемуаристы относятся к своему герою достаточно вдумчиво. Здесь все достаточно просто. Уже есть колоссальный массив пушкинистики, и все воспоминания отобраны в этой книге уже опубликованные. Они замечательно откомментированы, наши замечательные пушкинисты проверили каждую строку, уже доподлинно известно, где правда, где вымысел. Поэтому мне было легко работать.

И.К. – Какая изящная компиляция. Мне кажется, что это очень важный в сегодняшней литературе жанр – документальная компиляция.

П.Ф. – Можно сказать и так. Можно сказать, что это антология, монтаж. Кстати, о Пушкине – это первая книжка серии "Без глянца". Предполагалось, что это будет единичная вещь, а не серия. И название – именно по Пушкину, хотя и Достоевского "залачили". Но уж что касается Пушкина – тут уже полный беспредел: за 200 лет его полностью "зализали". Это уже становиться неприличным.

И.К. – Рассказывают, что спириты с его имени начинали свои сеансы.

П.Ф. – Сам я в этом не участвовал, но друг мой об этих сеансах рассказывал. Действительно, дух Пушкина там на первом месте. Рассказывают, что Пушкин – один из самых агрессивных духов, который сердится, ругается матом. Но понять его можно: незачем понапрасну тревожить дух великого человека.

И.К. – Но на самом деле – интересно вглядеться в его жизнь, вдуматься. Для чего мы стремимся понять чужую жизнь – потому что что–то начинаем понимать в собственной, находить ответы на свои вопросы.

П.Ф. – Николай Васильевич Гоголь, другой наш гений, который хорошо знал и любил Пушкина (а гибель Пушкина явилась началом духовной драмы Гоголя), говорил, что Пушкин – это русский человек в его развитии через 200 лет.

И.К. – Вот 200 лет и прошли.

П.Ф. – Поэтому сейчас нам особенно интересны личность Пушкина, его жизнь, характер, привычки. Потому что нам Гоголь напророчил, что "Пушкин – это мы".

И.К. – Неожиданный, но приятный поворот разговора!

П.Ф. – Я хотел бы предложить нашим слушателям включиться в этот смелый, но интересный разговор и подумать, ошибся ли Гоголь, чего я не очень хочу допустить. В чем же это заключается, что "Пушкин – это мы"? Чем мы созвучны нашему великому гению?

И.К. – Сегодня мы будем вспоминать черты характера, особенности Александра Сергеевича, которые интересны вам, удивительны для меня и заинтересовали наших слушателей.

П.Ф. – Пушкин – поразительное явление нашей культуры: он у всех на виду, мы его знаем с детства. Строки "Зимнего вечера" каждый ребенок знает с младенчества. Психологи говорят, что под это стихотворение любой ребенок успокаивается, как бы он ни кричал. Это какая–то наша духовная мантра. Но, в то же время, многие ли вдумывались, что это за стихотворение, о чем оно? Трактуется обычно, что это Пушкин с няней в Михайловском, но ведь в стихотворении ничего про няню не сказано. Ну какая Арина Родионовна "подружка юности"? Ведь там Арины Родионовны и близко не было! То же можно сказать и о "ветхой лачужке". Это ведь был, хоть и обветшалый, но барский дом, где были несколько помещений, кабинет, гостиная. Конечно, все было и в реальности, но Пушкин все преобразил, он создал картину безысходности и отчаяния, когда в этом хаосе абсолютного одиночества и темноты лирический герой пытается восстановить какую–то гармонию, обращаясь к своей "подружке": Спой мне песню", а в ответ – молчание, она "дремлет под жужжанье своего веретена". То есть, полное одиночество.

И.К. – Мария Ивановна Осипова вспоминает о старушке: "Это была чрезвычайно почтенная старушка, ликом полная, вся седая, но с одним грешком: любила выпить". Кучер вспоминал, что Александр Сергеевич всегда звал Арину Родионовну мамой.

П.Ф. – Наступило время задать вопрос нашим слушателям. Пушкин во многом хорош, но в плане отношения к родителям не очень–то почтительным был сыном, не баловал их особой любовью. Вот, например, на вопрос, когда он видел батюшку, сынок отвечает: "Да недавно, во сне". А ведь его мать – это тот человек, который родил нам Александра Сергеевича! В связи с этим у меня вопрос к нашим слушателям: как же звали родителей Пушкина?

Радиослушатель Артем – Отца Пушкина звали Сергей Львович, дядю, замечательного поэта – Василий Львович, а мать – Надежда Осиповна Ганнибал. Я хотел бы сказать о своем ощущении Пушкина. Каждый из нас в детстве писал сочинение "Мой Пушкин". Мой Пушкин – это удивительное чувство русской истории, проявленное им в "Борисе Годунове", его отношение к друзьям, с кем он был "повенчан" в лицее (Пущин, Данзас, Дельвиг), ощущение товарищеского плеча в самый тяжелый момент. Я воспринимаю Пушкина так. Может быть, чрезмерно сумбурно, но я, сказать откровенно, чрезмерно боюсь подходить к этой теме, только позволил себе ответить на вопрос.

И.К. – Но мы же заранее попросили прощения у Александра Сергеевича. Павел, предлагаю вам игру: начинаем вспоминать черты характера Пушкина, которые симпатичны мне, вам и нашим слушателям. Начнем. Какого же он был вида?

П.Ф. – Опять вернемся к вопросу глянца и "замыленности". Современники оценивают по–разному. Брат, родной любимый брат говорил: "Неказист он был, некрасив, невысокого роста".

И.К. – Он писал даже: "Пушкин был собою дурен". Да, ростом был мал, но очень был крепок физически.

П.Ф. – Мы даже не задаем себе вопроса, красив он был или некрасив, настолько его образ нам стал родным. Если на тот же портрет посмотреть, он ведь для русского глаза совершенно чуждый: кучерявые каштановые волосы, смуглость, яркие голубые глаза, его "африканистость", белейшие зубы, за которыми он следил чрезвычайно тщательно, но как он нам дорог. Пушкин для нас – просто красавец!

И.К. – Не только для нас. Екатерина Евграфовна Синицына говорит: "Пушкин был очень красив. Рот у него был прелестный, с тонко очерченными губами, и чудные голубые глаза. Волосы были блестящие, густые, кудрявые, как у мерлушки, только немного длиннее. Ходил он всегда в черном сюртуке, на туалет обращал большое внимание: в комнате, которая служила ему кабинетом, было множество туалетных принадлежностей: щеточки, пилки (он ведь любил длинные ногти).

П.Ф. – Помните, в "Онегине": "Быть можно дельным человеком, но думать о красе ногтей". Онегина он наделил совершенно автобиографической чертой: любовью ко всяким щеточкам и красоте ногтей. Хотя многих это шокировало, надо сказать. В многочисленных отзывах его ногти были как когти. Его даже сравнивают с помесью обезьяны и тигра. Это от живости его поведения, живости лиц, быстроты реакции, с одной стороны, а с другой стороны, эти когти, видимо, производили впечатление.

И.К. – Петр Плетнев вспоминает, что он занимался гимнастикой, у него была очень крепкая, гибкая фигура. "Он занимался гимнастикой иногда с терпеливостью атлета".

П.Ф. – Еще один камень в сторону глянца. Для нас Пушкин – весь в стихах, в книгах, а ведь он еще и спортсмен, гимнаст. Трость, которую он носил, была просто тяжеленной булавой, а он ею жонглировал. Кстати, к вопросу, что меня привлекает в Пушкине: вот эта физическая крепость, отношение к своему телу, как к произведению, которое Богом дано и его надо совершенствовать.

И.К. – Вспоминают, что Пушкин всегда ходил в черном сюртуке и всегда очень тщательно был одет в темное. Однажды его приняли за полкового священника и звали драгунским батюшкой.

Радиослушатель Алексей – Пушкин мне дорог тем, что все–таки этот глянец его существует. Мы превращаем великих людей в иконы, забывая о том, что это просто люди. Для меня интересна такая грань, как гениальность человека в какой–то области распространяется на другие свойства его души? Некоторые авторы стремятся как–то приземлить Пушкина, опустить до своего уровня. Или вспомним его отношения к друзьям: лицейский союз и вызов на дуэль Кюхельбекера.

И.К. – Согласитесь, что гениальность – это дар, и как ею распоряжается человек – это уже его судьба.

И.К. – Мы продолжаем нашу игру, вспоминаем понравившиеся нам черты характера Пушкина. Мне, например, симпатично то, что он быстро мог вспыхивать, но быстро прощал обиды, хотя и не забывал их. У него даже была книжечка, куда он заносил все обиды.

П.Ф. – А меня в нем привлекает чувство дружбы, чувство любви к друзьям, умение эти чувства действительно ценить. Мне нравится пушкинская формулировка, что мы соблюдаем приличия, правила поведения, ответственность несем перед людьми, которые нам совершенно незнакомы, которых мы порой не любим. Они чужие, но мы стараемся вести себя прилично, именно потому, что они чужие. А вот по отношению к друзьям мы можем позволить себе опоздание, грубое слово. То есть, не соблюдаем правила приличия. Пушкин же говорил: "Я же хочу, напротив, показать, что перед близкими людьми мы должны быть во всеоружии своих лучших качеств". Это одно из откровений Пушкина, которым я всегда руководствуюсь в своей жизни.

И.К. – А мне нравится щедрость поэта. Он легко радовался таланту другого человека. В одном из воспоминаний говорится, как Пушкин обращался к Дельвигу: "Какой же ты талантливый! Мне так никогда не написать!".

П.Ф. – А как он Баратынского обожал и просто свирепел, когда при нем начинали Баратынского не ругать, а критиковать. А как он обиделся за Катенина, чью пьесу, и, может быть, заслуженно, раскритиковали московские критики! Но друг есть друг. Это сейчас прошло 200 лет после Пушкина, но для него и Дельвиг, и Катенин были первопроходцами, торящими дорогу русской поэзии. Это сейчас нам легко их критиковать за какие–то поэтические неловкости. А Пушкин радовался каждой их удаче, каждой замечательной строке.

И.К. – Еще одна черта Пушкина, которая мне импонирует: ведь он не был избалован легкой жизнью, роскошью, но умел чувствовать себя счастливым в самых стесненных обстоятельствах. Пушкин говорил, что характер очищает в человеке все его неприличные достоинства.

Радиослушательница Алина – Кждый год, 27 января, полпятого пополудни, и 29 января, без четверти три пополудни ощущаешь какую–то пустоту и утрату, знаешь, что он уходит от нас каждый год. Мой сын, когда был маленьким, очень переживал, что Пушкина убили на дуэли и всегда спрашивал, почему Пушкин Дантесу в спину не стрелял. "Тогда это бы не был Пушкин", – всегда отвечала я. Для меня Пушкин – это то, что он упал в обморок, впервые увидев море. А еще мне очень нравится его любовь к брату Левушке, который был известен тем, что решительно не пил воду, а только вино.

П.Ф. – У меня еще вопрос к слушателям, поскольку я представляю Государственный литературный музей. Одна из наших традиционных экспозиций называется "Музей Серебряного века". На самом деле она называется "Александр Сергеевич Пушкин и русская литература Серебряного века". Целый зал этой экспозиции посвящен именно Пушкину. Через всю выставку Пушкин нитью проходит, и это не случайно. Не потому даже, что организована она в 1999 году, а еще и потому, что весь Серебряный век пронизан Пушкиным. Мой вопрос таков: кто из поэтов Серебряного века может быть назван профессиональным пушкинистом? О Пушкине все, так или иначе писали, но вот кто это делал обстоятельно, серьезно, именно как филолог, как литературовед?

Радиослушатель Михаил – Я не на вопрос хотел ответить, а несколько слов сказать о тех чертах Александра Сергеевича, которые мне очень дороги и о которых еще не упомянули. Во–первых, очень здорово было увидеть в его библиотеке первый русский учебник шахматной игры.

П.Ф. – У нас принято считать, что главный шахматист в нашей литературе – это Набоков, но начинал–то, все–таки Пушкин.

Радиослушатель Михаил – Началось все даже несколько раньше. Вторая деталь – то, как он относился к своим друзьям в литературе, как он замечательно за них заступался, но, в то же время, мог едко высмеять в эпиграмме.

И.К. – Мне еще нравится такая черта характера Пушкина: в любом человеке, который ему встречался, он умел разглядеть красоту, которая другими не замечалась. Мы говорили о характере Пушкина, о том, каким он был. А он ведь еще и лакомкой был: всегда, когда он писал, на столе у него стояла баночка с крыжовенным вареньем.

П.Ф. – Не совсем лакомка, к еде–то он достаточно спокойно относился, гурманом не был, из еды культа не делал, но любимые блюда у него были: моченые яблоки, клюква с сахаром, печеный картофель. Очень, надо сказать, простецкие блюда.

И.К. – Вяземский вспоминал: как–то в Торжке они увидели, что продают персики. Пушкин быстренько купил много–много персиков и быстро их съел.

П.Ф. – Есть воспоминания одного из обывателей Пушкиногорья о том, как Пушкин на Святогорской ярмарке лакомился апельсинами. Любопытная черта: для нас Тригорское, Святые Горы и апельсины кажутся совершенно несовместимыми, но ведь были они на ярмарке и в те времена.

И.К. – А вот из беседы Анны Осиповны Россоц с Николаем Дмитриевичем Киселевым: "Я любили обедать у Пушкина. Обед составляли щи или зеленый суп с крутыми яйцами, рубленые большие котлеты со шпинатом или щавелем, а на десерт – варенье с белым крыжовником". Вот так! А какой был дом?

П.Ф. – До его женитьбы дома–то и не было, не говоря о Михайловском, куда он оказался сосланным и вынужден был там жить, хотя это и родовое имение. А будучи холостым, он, как правило, у друзей жил. В Москве – у Павла Воиновича Нащокина останавливался, это был его любимый дом, в Петербурге – в гостинице, где вел холостяцкий образ жизни. Это его роднит со многими замечательными поэтами, людьми, которые живут духом. Главным для него было, чтобы было, где работать, чтобы были стол и книга, и неважно совсем, чтобы стол был роскошным. В Михайловском, например, у него был ломберный столик рабочим.

И.К. – Но какие–то вещи он любил. Любил, чтобы свеча стояла на столе.

П.Ф. – Без свечи в то время было не обойтись. Это из нашего времени мы свечу воспринимаем, как некий атрибут.

И.К. – Не могу не процитировать воспоминания кучера: "Тут у него столик был под окном. Коли он дома, все, бывало, книги читал. Даже ночью: спит, спит, да вдруг как вскочит писать! Огонь у него тут все время горел". Пушкин был суеверен?

П.Ф. – Да, у него была масса примет. Жена Нащекина вспоминала, что это просто беда была. Павел Львович был тоже очень суеверным. Вот соберутся куда–нибудь в дорогу, по важному делу и вдруг забудут платок какой–нибудь – все, плохая примета. Дрожки, карета отстраняются, они идут домой и ждут определенное время, пока действие приметы пройдет. Лишь потом садятся и едут дальше. И еще масса таких примеров есть.

И.К. – А ведь были особенные приметы, которых он боялся. Например, он боялся масло разлить – это к неприятности, боялся три свечи сразу зажечь – к неприятности, боялся что–либо забыть. И ведь многое сбывалось!

П.Ф. – Сбывалось! Вот недавно мы отмечали очередную дату гибели Пушкина. А ведь в юности ему знаменитая немецкая гадалка нагадала, что он погибнет "от белой головы". Всю жизнь он остерегался белой лошади "белой головы". Можно воспринимать это просто как причуду. Но если посмотреть на жизнь его через призму этого гадания, мы поймем некоторые поступки Пушкина. У Вулфа есть воспоминания 1835–1834 годов, т.е. всего за несколько лет до гибели Пушкина о том, что поэт часто говорил, что постоянно находится во власти этого гадания (еще в 20-е годы ему нагадали, что на 37-м году он либо погибнет, либо не погибнет). Есть несколько версий, почему Пушкин пошел на дуэль: устал, исписался. Вовсе нет. Ему нужно было это гадание проверить и либо преодолеть (ему было сказано, если он не погибнет, то проживет до глубокой старости), либо уже смириться и примириться. Дуэль эта была необходимым моментом для того, чтобы дальше существовать долго и праведно, либо уйти совсем. Были многочисленные дуэли перед этой, на которые он отправлялся совершенно отважно, потому что знал, что до 37-ми ему ничего не грозит. Он мог испытывать судьбу и быть совершенно спокойным.

И.К. – Еще одна интересная деталь. Нащекин, который тоже был очень суеверен, подарил Пушкину большой камень–оберег, голубой нефрит. Этот перстень он забыл, а всегда носил большой сердолик, и его тоже забыл.

П.Ф. – Забыл ли? С этой точки зрения, может, и не забыл. Может, это опять было испытание судьбы, и он просто их оставил. А вот еще загадка творчества: сколько вещей он начал и не дописал на разных стадиях, и не только на стадиях нескольких строк. "Дубровский" ведь почти законченный роман, но он его составляет и не пишет. С этой точки зрения, когда он знает сроки, мы видим, что он совершенно осознанно выбирает главное. Из многочисленных замыслов, которые его переполняют, он выбирает главное: он заканчивает "Капитанскую дочку", принимается за историю Пугачевского бунта, за историю Петра, за главные вещи, понимая, что все может закончиться. А какие–то вещи он оставляет, хотя они весьма привлекательны, и ему самому в том числе.

И.К. – Мне симпатична такая черта его характера: он легко отдавал, легко делился. Он был щедрым человеком в замыслах и в идеях.

Радиослушательница Наталья – С моей точки зрения – такая женская черта: он любил маленькую ножку. И второе, в отношении пушкиноведов: ни один наш поэт не прошел мимо Пушкина. Больше всего, с моей точки зрения, был вклад Анны Ахматовой, потому что она первая указала на сродство Шемаханской царицы с легендой американского писателя Ирвинга (в то время русские войска захватили Шемаху).

П.Ф. – Действительно, Анну Андреевну Ахматову мы можем причислить к породе пушкинистов. Она сама гордилась своими пушкинскими трудами. Их не очень много, этих статей Ахматовой, но они очень выверены, тщательны, взвешены, вносят весомый вклад в пушкинистику. Хотя это не исчерпывающий ответ на вопрос, который я поставил.

И.К. – Ахматова до того любила Пушкина, что даже ревновала его к Натали. Она говорила: "Об этой женщине не говорите ничего!". Хотя Пушкин был искренне влюблен и счастлив.

П.Ф. – Конечно. Но ведь Анна Андреевна тоже очень любила. Между прочим, там был сложный любовный треугольник: ревность была не только к Наталье Николаевне, но такая заочная, скрытая – и к Марине Цветаевой. Ведь именно та сказала: "Мой Пушкин", и мы все сейчас это повторяем.

И.К. – Многих женщин расстроила женитьба Пушкина. А он был счастлив, любил, писал каждый день письма, сходил с ума и страдал от ревности. Радиослушатель Геннадий – Я хочу вспомнить картины, где есть Пушкин. Он невысокого роста, рядом с Натали. Мы долгое время жили в бараке, и у нас на стене всегда висела репродукция картины о дуэли Пушкина, когда его ведут под руки. Хочу еще добавить относительно его суеверий. Известно, что он хотел принять участие в восстании декабристов, и уже поехал, но дорогу перешел старик, и он вернулся.

П.Ф. – Не думаю, что он вернулся с удовольствием. Ведь там свершались великие исторические события, а он в это время был в глуши, на периферии. Это – не для Пушкина. Здесь уже вмешалась судьба, здесь Господь, который его уберег для нас, для нашей культуры, для нашей истории.

Радиослушательница Роза – Я думаю, что это Ходасевич.

И.К. – Да, у Ходасевича замечательная история о Пушкине.

П.Ф. – Но я бы не назвал его именно пушкинистом.

Радиослушательница. Бэла – Я знаю, что Эйдельман занимался историей Пушкина, Вересаев.

П.Ф. – Нет. Первым профессиональным пушкинистом был Валерий Яковлевич Брюсов. Ему принадлежит более 80 статей, исследований, публикаций, связанных с именем Пушкина. Это и аналитические статьи, и именно работа с черновиками, публикаторская деятельность, то, что называется исследовательской, социологической работой. Он был редактором одного из первых изданий сочинений Пушкина, вышедших в 20-е годы. Хотя Анна Андреевна Ахматова, бесспорно, тоже пушкинист.

Странный репортаж. Мне показалось, что много фактических ошибок, да и из какого музея этот господин Фокин, я не поняла.